Marmite

уже сколько раз я слышала об этой штуке,
одни говорят, что она невероятно вкусная, другие, что невероятно отвратительная.
но фишка в том, что достать, как я поняла, Marmite можно только в Британии.


выглядит это, скажем так, не очень аппетитно...но блин, так интересно узнать, на что оно вкусом похоже! xDD

---

о грустном.

осталось всего 28 дней, а роботсы насобирали всего £4,000 из 15.
что-то подсказывает мне, что на четвертый альбом нужной суммы так и не наберется/

@темы: robots in disguise

---

о странных рекомендациях.

вот уже второй месяц last.fm настойчиво рекомендует мне послушать группы с такими названиями как:
Chicks on Speed и Lesbians on Ecstasy.
i'm curious xDD

@музыка: iamx - sailor

@темы: last.fm, ololo

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

look what i found

Ноэль и юникорн

Noel as The Doctor

ну и просто

upd: после видеочата поняла, что ужасно соскучилась по майти. эх.

@темы: noel fielding, corner, юникорны ftw, doctor who

---

current weather какбэ

@настроение: обнимаю батарею

---

oh la-la

@настроение: *__*

@темы: what katie did

---

Посмотрела вчера наконец-то Мерлина. Много смеялась,да.
помимо традционных вопиющих bbc-шных киноляпов слегка озадачивал сюжет. ( как-то странно смотреть на легендарного персонажа Мерлина, который вдруг почему-то стал мальчиком на побегушках у не на шутку блондинистого Артура,да и к тому же,даже не может колдовать). Артур кстати выглядит как выпускник какого-нибудь пафосного Кэмбриджа, а король выглядит так, будто срочно сорвался с какого-то срочного совещания собрания акционеров, наспех надвинул корону и тут какбэ мимоходом снимается в сериале.
и да. главная интрига : почему Гвиневера вдруг негритянка?о___О что курил директор по кастингу? я не расист,нет, но просто в моем воображени уже давно сформировался образ Гвиневеры, и он отнюдь не такой. В моем понимании она выглядит, как Моргана в этом сериале.
Кстати о Моргане, она просто невероятно красивая *__* я наверное только из-за нее и смотрела весь этот средневековый психодел xDD

@темы: ололо, bbc, merlin

---

мне было скучно

а тут как раз мимо пробегал котэ.

ололо

не удивлюсь, если одним прекрасным утром обнаружу, что провод моей вебки перегрызен xDDD

@темы: вебка - зло :D, мой чеширский котэ, пиксели ftw, я идиот, убейте меня кто-нибудь, мне тупо скучно

---

мне нравится это фото. хоть оно и сфотошоплено)

@темы: carroll

---

...

Сегодня купила у одного старичка, торговавшего на развале книгами, посвященные в сновном теориям заговора и масонству, пару винтажных открыток,
времен ссср, с портретами поэтов Серебряного века. и как бонус, он мне отдал открытку с Гагариным) при этом он все жаловался, что "власть нынче не та" и " масоны всех нас погубят и сдадут сша" )

а еще я сегодня чуть не лишилась своего плеера. в метро, в толпе людей, провода от наушников зацепились за сумку какой девушки (которая даже ничего не заметила) плеер выпал из кармана и повис над промежутком между вагоном и пероном и я чудом успела его подхватить и отцепить. страшно было. ага.
п.с. а еще дайры тупят так, что хочется взять и уебать

@темы: postcards, life, stupid me

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Harlequin Valentine

Сегодня 14 февраля, и я решила, в честь этого дня, чтоб вам не было скучно, скинуть сюда один из моих любимых рассказов Нила Геймана.
он не очень большой, так что прочтите, не пожалеете))



Влюбленный Арлекин.(Harlequin Valentine)

Сегодня 14 февраля. В этот утренний час, когда всех детей развезли по школам

и все мужья отправились на работу (кто-то – на собственном автомобиле, кто-то –
в набитой битком электричке, с которой они сойдут на окраине города, дыша паром
и кутаясь в теплые пальто), я пришпиливаю свое сердце на парадную дверь Мисси.
Сердце насыщенно темно-красное, почти коричневое – цвета печенки. Потом я стучу
в дверь, очень быстро – тук-тук-тук , – хватаю свой жезл, свою палку,
свое такое-пронзающе-колющее, украшенное лентами копье и исчезаю, как
остывающий пар в мерзлом воздухе...
Мисси открывает дверь. Вид у Мисси усталый.
Я выдыхаю:
– Моя Коломбина, – но она не слышит. Она смотрит сперва в одну сторону,
потом – в другую, но на улице все неподвижно. Вдалеке громыхает грузовик. Она
возвращается в кухню, и я танцую, тихий, как ветер, как мышь, как сон – и вот я
уже в кухне, стою рядом с Мисси.

Она достает из бумажной коробки пакетик для сандвичей. Открывает шкафчик под
раковиной, вынимает аэрозольный баллончик с чистящей жидкостью. Отрывает два
бумажных полотенца с рулона над разделочным столиком. Идет к входной двери.
Вытаскивает булавку из деревянной панели – это была моя шляпная булавка,
которую я случайно нашел... где? Я пытаюсь припомнить. Быть может, в Гаскони?
Или в Твикенхеме? Или в Праге?

Она вынимает булавку из сердца и кладет сердце в пакетик для сандвичей.
Брызгает чистящей жидкостью на кровь на двери и стирает ее бумажным полотенцем,
потом прикрепляет булавку на отворот свитера, где крошечный белолицый Август
смотрит на мерзлый мир слепыми серебряными глазами, кривя печальные серебряные
губы. В Неаполе. Теперь я вспомнил. Я купил эту булавку в Неаполе, у одноглазой
старухи. Она курила глиняную трубку. Это было давным-давно.

Мисси ставит баллончик на кухонный стол, потом надевает старое синее пальто,
доставшееся ей от мамы, застегивает все пуговицы – первую, вторую, третью, –
решительно убирает в карман пакет с сердцем и выходит на улицу.

Тайком, тайком, тихий, как мышь, я иду следом за ней, иногда – крадучись,
иногда – пританцовывая на ходу, она не видит меня, она меня не замечает, лишь
зябко кутается в пальто и идет по крошечному городку в Кентукки, по старой
дороге, ведущей мимо кладбища.

Ветер пытается сорвать с меня шляпу, и на мгновение мне становится жалко
утраченной булавки. Но я влюблен, и сегодня – День святого Валентина. Надо
чем-то пожертвовать.

Мисси вспоминает другие разы, когда она бывала на кладбище, на территории
мертвых за железными коваными воротами: когда умер отец; когда они приходили
сюда детьми в День всех святых, веселились вовсю и пугали друг друга; когда ее
тайный любовник разбился в аварии на скоростной автотрассе, и она дождалась
окончания похорон, когда день уже был на исходе, и она пришла уже под вечер,
перед самым закатом, и положила белую лилию на свежий могильный холм.

О, Мисси, воспеть ли мне тело твое, твою кровь, твои глаза и губы? Я бы
отдал тебе тысячу сердец – как возлюбленный. Как влюбленный. Я гордо машу своим
жезлом и танцую, безмолвно пою, восхищенный собою, пока мы идем по
кладбищенской дороге – вместе.

Низкое серое здание. Мисси открывает дверь. Говорит: «Привет» и «Как жизнь?»
– девушке за стойкой, та отвечает что-то невразумительное, она только-только
окончила школу и сейчас сидит и разгадывает кроссворд в газете, где печатают
исключительно кроссворды и ничего, кроме кроссвордов, и если бы ей было кому
звонить, она бы звонила с рабочего телефона, используя его в личных целях, но
ей некому звонить, и никогда не будет, это, как говорится, и ежу понятно. Ее
лицо – сплошь в нарывах гнойных прыщей, и она твердо убеждена, что это имеет
значение, и поэтому ни с кем не общается. Ее жизнь расстилается передо мной. Я
вижу все, как наяву: она умрет необласканной старой девой – умрет от рака груди
через пятнадцать лет, и ее похоронят в низине у кладбищенской дороги, и напишут
ее имя на могильном камне, и первый мужчина, который коснется ее груди, будет хирургом-онкологом,
и, вырезая вонючую опухоль, похожую на кочан капусты, он скажет своим
ассистентам: «Господи, вы посмотрите, какая огромная. Почему, интересно, она
никому не сказала? » – то есть он не поймет самой сути.

Я нежно целую ее в прыщавую щеку и шепчу ей: «Ты очень красивая». Потом
легонько бью ее по голове – раз, два, три – своим жезлом и обвиваю яркой
лентой.

Она поводит плечами и улыбается. Быть может, сегодня вечером она напьется, и
пойдет танцевать, и решит возложить свою девственность на алтарь Гименея,
встретит парня, которого больше интересует не ее лицо, а грудь, и однажды он
будет мять эту грудь, ласкать ее и сосать, и вдруг скажет: «Котик, а ты
обращалась к врачу? У тебя там какое-то странное уплотнение», – и к тому
времени у нее больше не будет никаких прыщей, их сотрут, зацелуют и сгладят в
забвение...

Но я уже потерял Мисси, и я мчусь вприпрыжку по длинному коридору,
застеленному тускло-коричневым ковром, и наконец замечаю синее пальто. Мисси
входит в какую-то дверь в дальнем конце коридора, и я иду следом за ней в
холодную комнату, отделанную зеленым кафелем.

Запах сшибает с ног – тяжелый, прогорклый, противный. Грузный дядька в
грязном белом халате и одноразовых резиновых перчатках. Кожа под носом и на
верхней губе лоснится под толстым слоем ментоловой мази. Перед ним на столе –
труп мужчины. Чернокожий худой старик с мозолистыми руками и редкими седыми
усами. Толстый дядька еще не заметил Мисси. Он как раз сделал надрез и теперь
раздвигает черную кожу, которая отходит с влажным сосущим звуком. Кожа снаружи
коричневая, а изнутри – ярко-розовая.

Из портативного радио рвется классическая музыка, выведенная на полную
громкость. Мисси выключает радио и говорит:
– Здравствуй. Вернон.
Толстяк говорит:
– Здравствуй, Мисси. Хочешь вернуться к нам на работу?
Видимо, это доктор. Потому что он слишком большой, слишком круглый, слишком
роскошно откормленный для Пьеро – и недостаточно застенчивый для Панталоне. Он
рад видеть Мисси, его лицо морщится складками удовольствия. Она улыбается ему,
и я ревную: сердце пронзает острая боль (сейчас мое сердце – в кармане у Мисси,
в прозрачном пакетике для сандвичей), и это гораздо больнее, чем когда я
проткнул его шляпной булавкой и приколол к двери возлюбленной.


Кстати, о сердце. Мисси вынимает его из кармана и показывает патологоанатому
Вернону.
– Знаешь, что это такое?
– Сердце, – говорит Вернон. – У почек нет желудочков, а мозги – больше и
мягче. Откуда оно у тебя?
– Я надеялась узнать у тебя. Я думала, это твоя идея, Вернон. Оригинальная
валентинка. Человеческое сердце, прибитое к моей входной двери.
Он качает головой.
– Нет, я туг ни при чем. Может быть, стоит вызвать полицию?
Она качает головой. – С моей-то удачей, они сразу решат, что я – серийный
убийца, и казнят без суда и следствия.
Доктор открывает пакет и тычет в сердце короткими толстыми пальцами в
резиновой перчатке.
– Орган взрослого здорового человека, который явно заботился о своем сердце.
Вырезано умело. Работа специалиста.
Я с гордостью улыбаюсь и склоняюсь над столом – хочу поболтать с мертвым
стариком с мозолистыми пальцами гитариста и вскрытой грудиной.
– Уходи, Арлекин, – тихо бормочет он, чтобы не задеть чувства Мисси и своего
доктора. – От тебя одни неприятности. А нам не нужны неприятности.


Я отвечаю ему:
– Замолчи. Если я захочу учинить неприятности, меня ничто не остановит.
Учинять неприятности – мое непосредственное назначение. – Но на мгновение мне
кажется, что внутри поселяется странная пустота: я тоскую, почти как Пьеро, а
это – не дело для арлекина.

О, Мисси, вчера я увидел тебя на улице, ты вошла в продуктовую лавку, и я
пошел следом, переполненный буйной радостью и восторгом. В тебе я узнал
человека, который сможет меня изменить – забрать меня от меня. В тебе я увидел
свою любимую, свою Коломбину.

Я не спал этой ночью. Бродил по городу в пьяном дурмане, подстрекая на
безобразия тех, кто вообще никогда не пьет. Моими стараниями три непьющих
банкира выставили себя дураками, домогаясь женственных педиков из варьете мадам
Зоры. Я проникал в спальни к спящим – невидимый, невообразимый, – украдкой
раскладывал свидетельства тайных любовных встреч по карманам, под подушки, по
разным щелям и представлял себе, как будет весело, когда наутро кто-то найдет
посторонние кружевные трусики в пятнах засохших секреций, кое-как спрятанные
под диванной подушкой или во внутреннем кармане респектабельного пиджака. Но в
сердце моем поселилось иное томление, и перед мысленным взором я видел только
лицо Мисси.

О да. Влюбленный Арлекин – жалкое зрелище.

Я пытаюсь представить, что она сделает с моим подарком. Одни девчонки с
презрением отвергают мое сердце; другие берут его в руки, целуют, наказывают
всеми видами ласки, а потом возвращают обратно. Третьи даже не видят его.
Мисси забирает сердце у Вернона, кладет обратно в пакет.
– Может быть, сжечь его? – спрашивает она.
– Может быть. Ты знаешь, где печь, – говорит доктор, возвращаясь к мертвому
музыканту на столе. – И я, кстати, серьезно насчет возвращения на работу. Мне
нужен знающий ассистент.

Мне представляется, как мое сердце возносится к небу тонкой струйкой дыма и
пепла, накрывая собой весь мир. Не знаю, нравится мне эта мысль или нет, но
Мисси твердо качает головой и говорит «до свидания» патологоанатому Вернону.
Она сует сердце в карман, выходит из здания и идет по кладбищенской дороге.
Возвращается в город.

Я мчусь вприпрыжку, опережая ее. Взаимодействие – это славно, решаю я, и
воплощаю свое решение, притворившись согбенной старухой, спешащей на рынок. Мой
костюм в алых блестках спрятан под темным затертым плащом, лицо под маской
скрыто в тени капюшона. В конце кладбищенской дороги я выступаю вперед и
преграждаю путь Мисси.
Замечательный, чудный, волшебный я. Я обращаюсь к ней голосом древней
старухи:
– Милая девушка, не пожалей медной монетки для несчастной старухи, и я
открою тебе твое будущее, и твой взгляд засияет радостью.
Мисси останавливается. Достает кошелек, вынимает долларовую купюру.
– Вот, возьмите.
Я хочу рассказать ей про таинственного мужчину, которого она встретит уже
очень скоро, он будет одет в красное с желтым, его лицо будет скрыто под
маской, он пробудит в ней дрожь возбуждения, и станет любить ее вечно, и
никогда – никогда – не бросит (потому что нельзя говорить всю правду
своей Коломбине), но вместо этого вдруг говорю старым надтреснутым голосом:
– Ты когда-нибудь слышала про Арлекина?
Мисси делает задумчивое лицо. Потом кивает.
– Да. Это персонаж итальянской комедии дель-арте. Носит маску и костюм из
разноцветных ромбов. Как я понимаю, он клоун?
Я качаю головой в тени капюшона.
– Не клоун. Он... – Я вдруг понимаю, что собираюсь сказать ей правду, и
глотаю слова, готовые вырваться наружу. Притворяюсь, что кашляю. У старух часто
бывают приступы неудержимого кашля. Может быть, это и есть пресловутая сила
любви. Не помню, чтобы меня беспокоило что-то подобное с другими женщинами,
которых я, как мне казалось, любил – с другими Коломбинами, которых мне
доводилось встречать на протяжении стольких веков.
Я смотрю на Мисси глазами старухи. Мисси. Ей чуть за двадцать, у нее губы,
как у русалки, полные, четко очерченные и уверенные. Серые глаза, напряженный
взгляд.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спрашивает она.
Я кашляю, брызжа слюной, потом снова кашляю, хватаю ртом воздух.
– Хорошо, моя милая. Спасибо.
– Вы говорили, что предскажете мне будущее.
– Арлекин подарил тебе сердце. – Я слышу собственные слова, словно их
произносит кто-то другой. – А биение этого сердца ты должна обнаружить сама.
Она озадаченно смотрит на меня. Я не могу измениться, не могу исчезнуть,
пока она смотрит, я застыл в этом обличье, раздраженный и злой – мой язык меня
предал.
– Смотри, – говорю я, тыча пальцем в сторону, – там кролик.
И она смотрит туда, и когда ее взгляд отпускает меня, я исчезаю – бамс!
– прячусь, как кролик в нору, и когда Мисси опять поворачивается к старой
гадалке, ее, то есть меня, уже нет.


Мисси идет дальше, заходит в продуктовую лавку, покупает кусочек сыра, пакет
апельсинового сока – натурального, не разведенного из концентрата, – и два
авокадо, потом идет в банк и снимает двести семьдесят девять долларов и
двадцать два цента, все, что есть на ее депозитном счете, я иду следом за ней,
сладкий, как сахар, и тихий, как надгробный камень.

– Доброе утро. Мисси, – говорит хозяин кафе. У него аккуратно постриженная
бородка, черная, с легкой проседью, и мое сердце могло бы дрогнуть и пропустить
удар, если бы оно не лежало сейчас в пакете в кармане у Мисси, потому что этот
мужчина, безусловно, ее вожделеет, и моя легендарная самоуверенность на секунду
теряется и сникает. «Я Арлекин, – говорю я себе, – в моем костюме из
разноцветных ромбов, и весь мир – мой театр, моя арлекинада. Я – Арлекин,
восставший из мертвых, дабы подшучивать над живыми. Я – Арлекин, в моей маске,
с моим жезлом». Я тихонько насвистываю себе под нос, и моя самоуверенность
вновь встает в полный рост, могуче и твердо.
– Привет, Харв, – говорит Мисси. – Мне, пожалуйста, жареную картошку и
кетчуп.
– И все?
– Да. Будет самое то. И еще стакан воды.

Этот Харв, говорю я себе, он – Панталоне, глупый купец, которого я должен
обманывать, сбивать с толку, конфузить, дурачить и всячески издеваться. Может
быть, там на кухне висит связка колбас. Я настроен весьма решительно. Я внесу в
мир восхитительный беспорядок и еще до полуночи уложу в постель соблазнительную
Мисси: подарок себе, любимому, на День святого Валентина. Мне представляется,
как я целую ее в губы.
В кафе есть еще посетители. Я развлекаюсь, меняя местами тарелки, когда
едоки смотрят в другую сторону, но мне почему-то не слишком весело. Официантка
– худющая жердь с унылыми кудряшками, которые лезут в лицо. Она не обращает
внимания на Мисси. Очевидно, считает, что Мисси предназначена только для Харва.
Мисси садится за стол, достает из кармана пакет и кладет его перед собой.
Харв-Панталоне подходит к ней, ставит на столик стакан с водой, тарелку с
жареной картошкой и бутылочку кетчупа.
– Дайте, пожалуйста, острый нож, – говорит Мисси.

Харв уходит на кухню, и я ставлю ему подножку. Он чертыхается, и мне сразу
становится легче, теперь я снова похож на всегдашнего себя, и я шлепаю по
заднице официантку, когда она проходит мимо столика, где сидит старый дедок и
ковыряется вилкой в салате, одновременно читая газету. Официантка с возмущением
смотрит на деда. Я хихикаю и вдруг понимаю, что чувствую себя как-то странно. Я
сажусь на пол, сижу.
– Это что у тебя? – спрашивает официантка у Мисси.
– Здоровая пища, Чарлин, – отвечает Мисси. – Содержит много железа.
Я смотрю на ее тарелку. Она режет мясо – мясо цвета печенки – на маленькие
кусочки, поливает их кетчупом, накалывает на вилку и ест вместе с картошкой.

Я смотрю, как мое сердце исчезает во рту возлюбленной. Рот подобен бутону
розы. Моя шутка на День святого Валентина уже не кажется мне забавной.
– У тебя малокровие? – спрашивает официантка, проходя мимо столика Мисси с
дымящимся чайником кофе.

– Уже нет, – отвечает Мисси, отправляя в рот очередной кусок сырого мяса,
тщательно пережевывает и глотает.
И доев мое сердце, она опускает глаза и видит меня, распростертого на полу.
Она кивает и говорит:
– Пойдем на улицу. Прямо сейчас.
Она встает и оставляет на столике десять долларов – рядом с пустой тарелкой.
Она сидит на скамейке и ждет меня. На улице холодно и почти пустынно.
Я сажусь рядом с ней. Я бы скакал и прыгал, но теперь это кажется глупым –
теперь, когда я знаю, что за мной наблюдают.
– Ты съела мое сердце. – В моем голосе явственно слышится раздражение, и
меня это бесит.
– Да, – говорит она. – И поэтому я тебя вижу?
Я молча киваю.
– Сними маску, – говорит она. – А то у тебя глупый вид.
Снимаю маску. Мисси смотрит на меня с легким разочарованием.
– Не сказать, чтобы стало намного лучше. – Она говорит: – А теперь дай мне
шляпу. И палку.
Я качаю головой. Мисси снимает шляпу с моей головы, отбирает у меня жезл.
Она вертит шляпу в руках, ее тонкие пальцы мнут ткань. Ее ногти накрашены
ярко-красным лаком. Ее губы растянуты в улыбке. Поэзия покинула мою душу. Я
дрожу на холодном февральском ветру.
– Холодно, – говорю я.
– Нет, – отвечает она. –Все замечательно, дивно и просто волшебно. Сегодня
же День святого Валентина. Кому может быть холодно в такой день? Сейчас – самое
лучшее время года.
Я опускаю глаза. Разноцветные ромбы бледнеют, сходят с моего костюма,
который становится призрачно-белым. Белым, как у Пьеро.

– Что со мной происходит? – спрашиваю я у нее. Она отвечает:
– Не знаю. Кажется, ты исчезаешь. Или находишь другую роль... Может быть,
роль влюбленного, страдающего от безнадежной любви, погруженного в сладкие
грезы, льющего слезы под бледной луной. Тебе нужна только твоя Коломбина.
– Ты. Ты – моя Коломбина.
– Уже нет, – отвечает она. – В этом-то и заключается все веселье арлекинады.
Мы меняем костюмы. Меняем роли.
Она улыбается мне. Улыбается так хорошо – теперь. Потом надевает мою шляпу,
мою арлекинскую шляпу. Игриво бьет меня под подбородок.
Я ее спрашиваю:
– А ты?
Она подбрасывает в воздух жезл. Он летит по широкой дуге, красные и желтые
ленты развеваются на ветру, а потом жезл возвращается в ее руку – аккуратно,
почти беззвучно. Она опирается на него, как на трость, и поднимается на ноги –
плавным, едва уловимым движением.
– У меня много дел, – говорит она мне. – Взять билеты. Пригрезиться стольким
людям. – Ее синее пальто, доставшееся ей от мамы, уже никакое не синее. Теперь
оно ярко-желтое, в красных ромбах.
Она наклоняется и целует меня прямо в губы, по-настоящему.

Громкий выхлоп автомобиля. Я испуганно вздрогнул, обернулся на звук, а когда
повернулся обратно, ее уже не было. Пару минут я сидел на скамейке – один.
Дверь кафе распахнулась, и Чарлин выглянула наружу.
– Пит. Ты уже все?
– Все?
– Иди работать. Харв говорит, твой перекур затянулся. И потом, ты
замерзнешь. Ладно, давай ноги в руки – и марш на кухню.
Я смотрел на нее. Все смотрел и смотрел. Она накрутила на палец кудрявую
прядь и улыбнулась мне. Я поднялся, расправил белую униформу помощника на кухне
и пошел следом за Чарлин в кафе.
«Сегодня День святого Валентина, – подумал я. – Вот и скажи ей о своих
чувствах. Скажи прямо сейчас».
Но я ничего не сказал. Не решился. Просто вошел в кафе следом за ней –
унылый образчик немого томления.

На кухне меня дожидались горы немытых тарелок: я принялся сгребать объедки в
мусорное ведро. На одной из тарелок остался кусочек какого-то темного мяса и
пара ломтиков картошки, щедро политой кетчупом. Мясо, судя по виду, было почти
сырым, но я обмакнул его в загустевший кетчуп и, когда Харв отвернулся, быстро
сунул кусок мяса в рот, прожевал и проглотил. Оно было жестким, как хрящ, с
металлическим привкусом, но я все равно его съел. Почему – сам не знаю.

Капля красного кетчупа сорвалась с тарелки, упала на мой белый рукав и растеклась в форме ромба.
– Эй, Чарлин, – крикнул я. – С Днем святого Валентина!
И принялся насвистывать веселый мотивчик.

 

@темы: neil gaiman, Harlequin Valentine

---

посмотрела наконец-то

необыкновенный фильм! очень,очень понравился. красивый, фантасмагоричный
и сюжет очень геймановско-гессевский, что for me является одной из причин,
почему картина понравилась)
а актерский состав! Леджер, Депп, Лоу, Фарелл, Уэйтс в одном фильме!..а какая красивая Лили Коул *__*
было жутко смотреть на повешенного Леджера...и странно осознавать, что вот, человека уже нет, а новые фильмы с его участием еще выходят..
мне кажется им здорово пришлось покромсать сценарий, чтобы доснять все-таки фильм. ибо сюжетная линия Тони заончилась как-то странно...хотя, может это мне просто так кажется.
а декорации..я от них просто в восторге. этот передвижной театр...омм...я просто недоумевала, как, как можно было пройти мимо

такого?!

меня было бы не оттащить от такого театра, встреть я подобное на улице. а в фильме люди проходили мимо,даже не посмотрев в их сторону
(что пожалуй было довольно мудро, учитывая последствия просмотра их шоу xD)
я бы не отказалась пожить в таком фургончике, участвуя в представлениях на улице))
да, и жалко, не очень понятно, откуда взялся этот воображариум, то-ли это очередной трофей от одного из выигранных пари, то-ли дар Парнаса. хотя это нверное и не очень важно. важно, какую роль во всей истории сыграл этот самый воображариум)

@темы: films

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

summer, where are you

хочу лето.
грозу.
и целый день в коломенском,
валяться на зеленой травке,
на берегу,
слушая florence и "wind in the wires".

@темы: pictures, tired of winter

---

---

извините, но тут Джуд Лоу

@темы: actually i hate Martini, hey Jude!

---

оммм, оказывается Нил Гейман будет писать сценарий к одному из эпизодов 11-го Доктора!
я счастлив))) как хорошо, что англия такая большая деревня %)
www.sfx.co.uk/page/sfx?entry=exclusive_neil_gai...

@темы: neil gaiman, doctor who